Наследие предков - Страница 51

К оглавлению

51

Облаченный в ОЗК порученец вышел из жилища Баграмяна, которое вело в потайное помещение с ящиками. Стянул с лица респиратор.

— Таких, как вы вскрыли, еще тридцать шесть. И, судя по таре, их было сорок. Две взяли вы. Еще две не знаю, куда делись.

— Может, эти уроды прихватили? — зло прорычал Самохин.

— Может, и так. А может, их давно уже нет. Там еще с полсотни банок поменьше.

— Что в них? — глава общины дернул головой.

— То же самое, но в форме кубов. И меньшего объема.

— И это ведь все немецкое, еще со времен Гитлера! На кой черт им уран нужен был?

Порученец развел руками:

— Федор Семенович, я не знаю. Но, если мне память не изменяет, то урановые кубики нужны для примитивного ядерного реактора.

— А цилиндры? Для чего они нужны?!

— Я не знаю, — тот снова развел руками.

— Может, для бомбы, а?!

— Для бомбы? Ну, там сфера. Эффективность в шаре. Наименьшая площадь и наибольшая отдача во время реакции. Тем более имплозивная схема подразумевает именно сферу и ничего больше. Может, заготовки? Или просто сырье для переработки или экспериментов?

— Бред какой-то! Откуда в те времена у них все это?

— Вообще-то немцы до Второй мировой войны лидировали в исследованиях.

— Тогда почему они не воспользовались своим лидерством? Гитлер отчего колебался? Даже Трумэн не колебался, когда поджарил японцев!

— Не успели, наверное. Может, оттого Красная армия и спешила сюда и торопилась взять Берлин. Может, Сталин что-то знал об этом и просто не дал времени фашистам… Не знаю я… Но факт в том, что с этим теперь надо что-то делать. И с вашим кабинетом — тоже.

— Федор Семенович, — из ответвления коридора показался угрюмый Борщов. — Вода нагрета. И порошок приготовлен.

— Так, отлично! — Самохин хлопнул в ладони и быстрым шагом направился в сторону прачечной. — Борщов, как следует постирай мои шмотки, и пусть добытчики потом их внимательно проверят дозиметрами. А мне срочно надо принять душ.

— Постираю… ваши шмотки… как следует, — проворчал Василий, идя следом и зло глядя Самохину в затылок.

* * *

— Как ваше имя?

— Пауль Рохес.

— Имя, вроде, немецкое, а фамилия?

— Моя мама немка. Отец — испанец.

— Вот как? — Стечкин поднял бровь. — Откуда вы?

— Я родился в Южной Америке.

— Точнее, черт возьми!

— В Чили.

— Да ну? С приветом от Пиночета к нам? — оскалился Шестаков. — Вот с вас, уродов, за Виктора Хару и спросим. У меня мама три дня плакала, когда узнала, что вы с ним сделали.

— Мы? — Пауль надменно взглянул на прапорщика. — Я тогда еще не родился. И, насколько я знаю, в честь этого вашего мученика потом назвали стадион.

— Ладно, — поморщился Стечкин. — Тени мертвых да не загородят солнечный свет от живых. Вы прибыли на корабле. Откуда?

— Из Чили, — невозмутимо ответил иноземец.

Глава 12
ОТЧИЙ ДОМ

Восковая свеча. Не просто длинный брусок с фитилем, а какая-то декоративная, да еще с ароматом. Лена Бергер любила такие. Дома вдоль книжной полки, по кромке у корешков книг, тянулась вереница самых разных свечей. В классе это ее увлечение считали весьма полезным для близких и друзей. Ведь так легко определиться с подарком, когда подходит ее день рождения или другой праздник. Это свечу девушка приобрела сама в каком-то магазине, когда они закупались питьевой водой и батарейками для фонариков, по дороге в свое очередное исследование заброшенных подземелий. Свечка лежала в ее рюкзачке вместе со связкой ключей, отягощенных пригоршней брелоков в виде крохотных плюшевых зверушек, мобильником, который здесь не ловил, да и вообще уже сел, фотоаппаратом и прочими девчачьими безделушками.

Очевидно, Лена планировала поставить ее на полку, пополнив коллекцию. Но судьба у этой свечи сложилась иной…

Сейчас она стояла на сыром бетонном полу и разбавляла тусклым светом вечный мрак неизвестного коридора в этом проклятом лабиринте прошлого, из которого ребята тщетно пытались найти выход.

— Руслан, мне страшно, — обреченным голосом прошептала девушка, потухшим взглядом глядя на свечу.

Лена сидела на коленях Махеева, который, в свою очередь, сидел прямо на полу, вытянув ноги. Она прижималась к своему парню, ища в нем последнюю защиту от неизбежности и последнюю надежду на спасение.

— Не бойся, крошка, я же с тобой, — прошептал в ответ Руслан, осторожно убирая прядь спутавшихся волос от глаз девушки.

— И что… — выдохнула она.

— Мы выберемся. Верь мне. Только надо идти дальше.

— Куда дальше?..

— Дальше, детка. Искать выход.

— Но его нет…

— Перестань. Надо идти.

— Я устала. У меня нет уже сил. Трое суток… Или четверо? Время тут остановилось. И жизнь…

— Надо идти, милая, — вздохнул Руслан.

— А что если Санька прав? Он же сказал, что когда Хруст… Когда… Егорка наступил на эту ловушку, то сработал какой-то механизм. Он перекрыл одни проходы и открыл другие… И мы в лабиринте…

— Значит, надо вернуться и снова провернуть тот крутящийся пол. Тогда механизм сработает снова, и путь назад откроется.

— Я не хочу возвращаться к той яме. Я боюсь.

— Надо, Лена…

Интересно, понимал ли Руслан, что даже путь к той ловушке они уже не могут найти? Надо отдать должное Махееву. Он все это время держался молодцом. Потому и влюбилась Ленка Бергер в него без памяти. Потому что он сильный. Не только физически, но и морально. А вот он, Санька Загорский, за эти дни в подземной западне резко сдал. Срывался в панику. Кричал на друзей. Ругал Хрусталева за его глупость, приведшую того к гибели. И сейчас, во время просветления разума, он стыдился своего поведения и старался держаться в тени. Быть незаметным. Потому что здесь она, Лена, которую он всегда любил. И вот он смотрит на эту парочку. Из темноты, уйдя от света декоративной свечи. А эти двое, похоже, совсем позабыли о его существовании. Но он существовал. Он смотрел, как она сидит у него на коленях и прижимается к нему. А он обнимает ее. Поглаживает пальцами ее коленки сквозь порвавшиеся за эти несколько суток блужданий джинсы на этих самых коленках. А вот он целует ее в висок. И в щеку.

51